Потеря «террористического» суверенитета. Зачем Беларусь и Россия объединяют базы? 

Беларусь и Россия ведут работу над объединением списков «экстремистов» и «экстремистских ресурсов». Социолог и старший исследователь Центра новых идей Геннадий Коршунов сравнил принципы функционирования беларусской и российской антиэкстремистских систем.

Недавно посол Беларуси в России Дмитрий Крутой сообщил о планах стран объединить списки «экстремистов» и «экстремистских ресурсов», вскоре эта идея будет финализирована.

Сотрудничество между охранками диктаторских режимов ожидаемо и закономерно. Тем более что с результатами такого сотрудничества мы знакомы. Это и спорадические волны блокировок беларусских ресурсов в российских социальных сетях, и задержания с выдачей другой стороне обвиняемых в «экстремизме», и база розыска российского МВД с 3186 гражданами и уроженцами Беларуси. Здесь интересно другое.

Не совсем понятно, почему именно сейчас возникла потребность в таком даже не согласовании, а именно в объединении «экстремистских» списков. Еще более непонятен оптимизм г-на посла относительно того, что все уже «в ближайшее время будет решено».

Дело в том, что при всем своем подобии «антиэкстремистские» системы Беларуси и РФ все равно работают по различным схемам. Да, с одной стороны, их объединяет то, что принцип соблюдения авторитарной целесообразности и там, и там стоит выше верховенства права. Но с другой стороны, юридически они устроены по-особенному в каждом случае.

Так, например, в Беларуси есть не менее семи списков, которые можно причислить к «антиэкстремистским». Их режим активно использует для почти мгновенного и очень жесткого подавления любой неугодной деятельности. Каждый список имеет свою специфику и по процессу формирования (по каким статьям кодексов и кто формирует списки), и по обстоятельствам (уголовное или административное наказание), которые возникают по факту зачисления в него новых позиций.

В РФ действует своя система со своими статьями кодексов и с организациями, которые формируют списки. Первое их отличие состоит в том, что в российских условиях больший вес имеют внесудебные структуры (Росфиннадзор, Минюст, прокуратура и проч.). Второе — российская система более сложная, и она ориентирована скорее не на криминальное, а на финансовое подавление инакомыслия.

Также российская система представляется более мягкой по сравнению с беларусской. Она предполагает более диверсифицированное отношение и к гражданам, и к организациям, которым инкриминируется отношение к «экстремистской» деятельности. Так, в Беларуси организация признается «экстремистской», скажем так, за один ход и сразу же получает весь объем последствий, где доминирует скорее криминальная составляющая. В России же организация может сначала попасть в так называемый список подозреваемых. После этого ее деятельность может быть приостановлена на время (с занесением в соответствующий перечень), и только потом организация может стать полноценно экстремистской с ликвидацией и запретом деятельности.

К слову, в РФ «нулевым» этапом на пути зачисления организации (равно как и индивида) в «экстремисты» можно считать признание ее «иноагентом», что не несет каких-либо уголовных или криминальных последствий. А «финишной» стадией — признание «нежелательной организацией». 

Кроме особенностей функционирования систем, важно, что анонсируется «объединение» огромных массивов информации. Если брать по минимуму, то сумма экстремистско-террористических списков в двух странах пока составляет под 30 тысяч позиций. В самом большом российском перечне «причастных к экстремистской деятельности» сейчас — почти 15 тысяч позиций, и почти 5,5 тысяч — в списке экстремистских материалов. С беларусской стороны: экстремистов (людей и организаций) — почти 4 тысячи, террористов — под 1200, позиций в списке экстремистских материалов — больше 4200.

Сделать взаимозачет по логике «Вы берете все наше, а мы ваше» — не получится

Максимум, что можно объединить механически, — это как-то согласовать два беларусских списка «экстремистов» и «террористов» (они отдельные) с единым российским «экстремистско-террористическим». С экстремистскими организациями и экстремистскими материалами будет сложнее. Простой пример: В беларусских списках достаточно текстов, связанных с исламской тематикой, что потенциально может затронуть чувства российских мусульман. Как с ними поступать? Отправлять на дополнительную экспертизу?

Или наоборот, что делать беларусской стороне в связи с тем, что РФ внесла в свой экстремистско-террористический список, например, компанию META. А это — собственно, Facebook, Instagram и WhatsApp. Что — вот так вот просто криминализируем не только противников режима, но и его сторонников, которые также активно пользуются этими соцсетями? Учитывая, что у нас законы имеют обратную силу, посадить тогда можно будет вообще всех. Впрочем, для беларусских властей это может быть аргументом иного плана, нежели нам представляется.

Иными словами, разговор идет не просто об объединении пары-тройки списков, а о согласовании сложных систем, которые самостоятельно функционируют десятки лет и уже накопили весьма внушительные базы данных. Любой, кто занимался чем-то подобным хотя бы на уровне небольших организаций, представляет, какое это огромное по объемам и сложнейшее по задачам начинание. Соблюдая паритет между системами, такую задачу за короткий период времени решить невозможно. Особенно если учесть, что с каждой стороны есть не по одному, а по несколько активных субъектов — МВД, прокуратуры, суды и прочие.

Теоретически, в сжатые сроки такого рода задача решается только одним путем — уничтожением одной системы и присоединением ее остатков ко второй. Однако представить кандидатом на слом любую из систем — что российскую, что беларусскую — достаточно сложно. В определенном смысле механизм преследования и наказания своих врагов для авторитарного режима важнее кредитно-денежной системы. Поступиться им — отказаться от одной из важнейших своих опор.

Потому здесь, скорее, можно ожидать создания некоего объединенного «Перечня экстремистов-террористов» на уровне Союзного государства, нежели действительного объединения вышеуказанных списков.

В итоге видится несколько вариантов

Первый — г-н посол допустил безосновательную вербальную интервенцию (то есть просто ляпнул языком). Второй — действительно имеют место некие меры по усилению сотрудничества силовиков по линии согласования (что и так есть), но не полноценное объединение баз экстремистско-террористической деятельности. Третий вариант, который все же нельзя сбрасывать со счетов — это прощупывание почвы относительно потери Беларусью и той части суверенитета, которая касается деятельности охранки и политического сыска.