Прямо сейчас в Беларуси как минимум 1374 политзаключенных — все они несправедливо находятся в тюрьме. Беларусских узников совести удерживают в заключении в нечеловеческих условиях, лишают права на здоровье и медицинскую помощь, а также лишают передач, свиданий, звонков и писем. Бывшие политзаключенные Миа Миткевич и Дарья Афанасьева рассказали о том, с чем приходится сталкиваться политзаключенным в колониях.
Политзаключенные, которых осудили в 2020-2021 году, еще не понимали, как все устроено в заключении, рассказывает Миа Миткевич, бывшая политзаключенная, осужденная на 3 года колонии. Девушка вышла на свободу осенью 2023 года, полностью отбыв срок.
«Еще в октябре (2021 года) мы [вместе с другими политзаключенными] собирались на плацу и разговаривали. Наши разговоры были о том, что нас спасут. Мы искренне в это верили и думали, что нам надо чуть-чуть продержаться и нас всех обязательно вытащат. Все наши надежды не увенчались успехом. В итоге каждой пришлось спасать себя самой», — рассказывает Миа.
Каждый день, просыпаясь в колонии, думаешь о том, что в принципе до вечера можешь не дожить, говорит Миа. Если в 2021 году люди в основном держались, хотя были и те, кто сдавался тогда, то уже ближе к концу года люди стали терять надежду.
«Уже в начале 2022-го года много людей начали писать прошение о помиловании. Некоторые, кто “заезжал” в колонию, чуть ли не со старта начинали писать прошение, потому что уже четко знали, что их ждет. Потому что, как ни крути, но слухи распространяются. Все знали про разработки, про пытки и про все остальное, что применяет администрация колонии для того, чтобы человек написал помилование. Никому не хотелось попадать в разработку, никому не хочется умирать непонятно за что. Особенно когда с обратной стороны нет никакой реакции. Либо это такая реакция, которая не реакция совсем», — поясняет Миа.
В 2022 году девушки-политзаключенные в гомельской колонии уже были покорежены надеждами, рассказывает Дарья Афанасьева, бывшая политзаключенная, осужденная на 2,5 года колонии. Девушка освободилась 30 марта 2024 года и полностью отбыла срок.
«В колонии ты держишься исключительно на надежде. Каждый раз думаешь: ну, может, хоть на два месяца раньше выйду, или хотя бы на месяц. И вот у меня уже конец срок и я думаю: ну ладно, хоть на день раньше. Ты постоянно крутишь у себя это в голове и ждешь спасения. Когда я уже вышла, я услышала, какие мы [политзаключенные] борцы, но там ты не борешься, там ты выживаешь, как правильно сказала Миа, каждый пытается спасти себя», — говорит Дарья.
Про спасение физического здоровья можно даже не говорить, отмечает Дарья. Просто «плывешь по течению». Пытаешься остаться тем человеком, каким была на воле. Ведь ты попадаешь в закрытое помещение, где ты сама себе не принадлежишь и ничего не можешь сама решить.
«Сегодня утром, прежде чем встать, вы могли дать себе минуточку полежать и потыкать в телефон. Вы могли открыть шкаф и выбрать, что сегодня надеть. У нас выбор был только один: “Подъем. Всем приступить к выполнению распорядка дня. Форма одежды номер два или номер один”. Это твой единственный выбор, единственное, что ты можешь решить — это какие надеть трусы: в цветочек или черные. И даже этот выбор есть не всегда, потому что выбор зависит от того, когда у тебя день стирки. И в таких условиях сложно бороться, особенно, когда ты не понимаешь за что», – добавляет Дарья.
У политзаключенных нет информации о происходящем на воле, большинство живет с той мыслью, что о них забыли. Письма приходят только от родных, и то не факт. Как отмечает Дарья, у всех политиков и активистов, которые находятся на воле и пытаются помочь, должна стоять одна задача — спасти и вытащить политических заключенных из тюрем. И делать это любыми доступными и недоступными способами.
«Нужно договариваться, идти на уступки, если это назовут продажей — пожалуйста, покупайте, если это возможно. Практически у каждого, кто отсидел достаточно продолжительный срок, хотя там даже неделя — это слишком, у всех спрашивают: что делать? Доставать. Там никто не борется. Жизнь каждого политзаключенного просто на паузе», — заключает Дарья.