Лариса Шанюк одна из немногих рабочих, которые открыто ушли в стачку, требуя прекращения насилия и непризнание итогов выборов. Лариса проработала на заводе 31 год. Она видела то, как прекрасное сильное предприятие постепенно превращалось в кормушку для своих. Зная нюансы работы и общаясь с коллегами, рассказала, почему многие не поддержали стачку, а также почему все-таки очень важно понимать, насколько режим Лукашенко разрушителен. Перед вами история жизни человека, завода, и, в общем-то, целой страны.

Наш завод (даже как-то странно теперь звучит- «наш завод») начал своё существование в городе Жлобине с 1984 года. Может, пафосно прозвучит, но я влюбилась в наш завод с первого взгляда. Пришла я на него работать в 1989 году. Тогда на заводе было все необходимое для работы: итальянские, австрийские технологии, новейшее оборудование, транспорт, автоматизация, компьютеризация всех процессов, обучение.

Предприятие обеспечивало умудренных опытом и молодых специалистов жильём. Но, одновременно с положительными сторонами — строительством жилых микрорайонов, детских садиков, школ, дворца культуры, больниц и подобных социальных объектов, наступили тяжелые 90-е. В магазинах пустота, очереди за товарами по карточкам. Наш завод тогда возглавлял Юрий Васильевич Феоктистов. Больше после него таких директоров не было. Он вместе с командой старались несмотря на голодные годы, чтобы люди были накормлены, одеты, обуты. К нему многие ходили на прием для решения разных проблем, и он помогал.

Мы все, кто его знал, до сих пор вспоминаем, как отца родного. Он все делал для заводчан. Так, помню, какие замечательные детские сады предоставлялись детям сотрудников завода. Бассейн, врач-педиатр, логопед, развивающие занятия, подарки детям…

Но к сожалению, золотое время быстро закончилось. И закончилось оно именно с приходом к власти Лукашенко.

В первый же его приезд на наше предприятие после выборов, он среди прочего, как бы вскользь упомянул о том, что это не может так быть, чтобы у министров и президента (добавьте сюда образ его тембра голоса) зарплата была меньше, чем у директора завода и сталевара.

Тут же чик, зарплаты снизил раз в 5-8 (у меня лично с 200 $ до 40$). Это сейчас понятно стало в чем дело было. А тогда все ссылались на трудности переходного периода.

Наш директор пытался сопротивляться тому, что завод раздевают догола, но против лома нет приема. Любимый прием «усатого» — взять под стражу, как последнего рецидивиста, c «маски-шоу», выбиванием снаружи окон, дверей, лицом в асфальт. Подержать в тюрьме, ввиду отсутствия состава преступления через месяц отпустить. Так он поступил и с Юрием Васильевичем.

Стали меняться директора. Наступил 2003 год. Пришла новая команда администрации на завод во главе с Андриановым (пару лет назад он умер).

Мы сначала не понимали, что происходит. Тот, кто пытался возмущаться (тогда еще были начальники – отличные специалисты, да и рабочие старой закалки), тут же увольняли. На заводе ввели много радикальных правил. Завод стал превращаться в зону.

В графике выделили время для встреч с коллективами цехов. Обычно их проводили в актовых залах, занимало все минут 40. Если кто-то из рабочих на вопрос директора: «Какие у вас проблемы»? – поднимали серьёзные темы, то начальнику его цеха тут же отрывали голову. Например, сразу увольняли. Поэтому начальство быстро приспособилось и стало выкручиваться. А рабочих, грубо говоря, ставить в позу.

Люди еще пытались задавать вопросы, но с каждым разом все неохотнее. Потом сменился состав профкома, став «карманным». Социалка ухудшилась, это называлось – «оптимизация для экономии средств завода». Коснулось всего. От охраны труда, здоровья и зарплаты, до наглого вымывания средств предприятия. Уникальных специалистов уволили. Ввели контрактную систему за один день к отпуску. Уменьшили отпуск у большого количества работников. И с каждым годом становилось все хуже и хуже.

Участок, на котором я работала, являлся вредным производством и соответственно, стаж работы считался иначе. Но вдруг каким-то волшебным образом в нормативных документах появилась запись о работе на участке «без вредных производственных факторов«.

Только вредные производственные факторы никто не мог таким же волшебным образом исправить. Это холод, жара, пыль, в воздухе вся таблица Менделеева, от Китайских материалов запах формальдегида и т.п.. Подъем тяжести, работа в неудобном положении тела, плохое освещение, напряжённость в работе. Инженер по труду, инспектор по труду на нашем участке все фотографии рабочего времени делали, не выходя из кабинетов, подгоняя условия труда под новые «нормы». В общем, делали всё для превращения нашего труда в рабский.

На заводе ввели электронные проходные. Также ввели личную материальную ответственность за выпуск бракованной продукции, претензию по качеству от потребителя, хотя в подавляющем большинстве случаев вина не человека, а закупка некачественного дешевого сырья и материалов, оборудования, инструментов.

Еще, к новшествам новой власти — появилась новая должность — идеолог. Идеолог вроде бы правильные вещи говорил: «От каждого зависит общий успех».

Мы верили. Старались, ведь тяжелый период, как нам объясняли, а вот потом наступят те самые жирные годы, как любил говорить директор Андрианов… Дом, семья отходили на второй, третий план.

А потом наступил тот самый «жирный период», вот только выборочно. У начальства. Они стали ездить на какие-то экзотические курорты, у них начали появляться шикарные автомобили, новая бытовая техника. Направо и налево наше начальство стало хвастать новыми нарядами, обувью, прическами, делиться впечатлениями от суперстоматологов в новых клиниках, вставленными, вылеченными зубками…

В общем, по всему было видно, что жизнь у них всех, без исключения, удалась. Только как-то не срасталось у меня в голове — как так? Работаем на одном заводе, а у начальства — каждый день праздник, а ты — стараясь работать на износ, не видя семью, почему-то никак концы с концами не можешь свести.

Детские сады от заводов передали городу. Ввели поощрение начальников статью дохода под названием «за экономию заработной платы». И пошли старания начальников всех уровней и всех направлений — экономить зарплату.

В 2010 год пришло другое поколение — новый директор, рабочие, инженеры. Пришло много людей — чужаков, ничего не понимающих в технологии, но изображающих активную деятельность. Завод из любимого кормильца, «одевальца» и «обувальца» превратился в какой-то карающий орган.

Спустя три года я надорвала на работе спину. Но официально отменили понятие «вредное производство», и на мои жалобы никто не отреагировал, и перейти работать на другой участок не позволили. Продолжила работать. Я надорвалась на работе окончательно: у меня появилась огромная, страшного вида, шокирующая округлость, грыжа белой линии живота. Нужна была операция и средства на восстановление. А зарплату снова урезали. Начальство, вместо адекватного отношения и помощи, позволяло себе при коллективе отпускать шутки по поводу моего живота.

Я пыталась доказать, что наш участок необходимо дообследовать на наличие вредных производственных факторов. Но всё уперлось в глухую стену нежелания начальствующих заниматься этим серьёзным вопросом. Только в этом году решили обратить внимание на ситуацию в связи с выборами президента.

Ответ последовал. Но, как и следовало ожидать — отмазка и манипуляция информацией. Изучение условий труда ответственными лицами по телефону, не выходя из кабинетов. Для вида сделали пару рабочих столов для облегчения проведения контроля. А на самом деле: температура воздуха такая же, как и на улице — контроль производится в условиях неотапливаемых складов. Зимой  — до минус 30 бывало. Летом случалось до плюс 40 в тени.

Появился новый идеолог, оказался человек из «органов». Методы работы очевидные. Подчинение и контроль. Все те же тюремные методы. К сожалению, стоит признать, что у большинства заводчан не было сил протестовать.

Начальство четко работало с заводчанами, убаюкивая, успокаивая, поддакивая, а где-то запугивая.

Предполагаю, руководителей тоже запугали, что, если не справятся с рабочими – всем будет плохо. К тому же у большинства тех людей, с которыми я работала бок о бок до сих пор нет таких материальных возможностей, чтобы приобрести гаджеты и читать новости из интернета, они смотрят до сих пор телевизионные новости, а что показывают по ТВ – все знают.

Вот и получилось, что отчасти пропаганда сработала. Отчасти — равнодушие ко всему происходящему и мысль, что это где-то там с кем-то происходит, а с ними ничего не случится. Еще страх. Кредиты. У каждого свои проблемы.

Наверное, только пустой холодильник вынудил бы рабочих уйти в забастовку.

Ранее

Нет больше публикаций

Далее

Допрос длился пятнадцать часов. История волонтера Беларуси 2020

Читайте далее