Когда в Беларуси третий год идут репрессии и за любое проявление несогласия с политикой режима можно получить неиллюзорный криминальный срок, поневоле основной акцент внимания переносится на диаспору — на ее политическую, гражданскую, культурную, информационно-экспертную и иные виды деятельности. Но что мешает развиваться диаспоре? Рассуждает социолог Геннадий Коршунов.

Во-первых. Среди беларусов, оказавшихся за границей, следует различать эмигрантов и беженцев, отмечает Коршунов. Одни понимают, где и почему они оказались, они в той или иной степени подготовлены, более или менее знают язык принимающей страны и особенности ее законодательства, обычно у них есть работа и какие-никакие, а сбережения. Вторые, вынужденно покинувшие Беларусь, выезжали в белый свет как в копеечку — без подготовки, без денег, без планов на работу, без понимания того, в какой ситуации они окажутся.

«Мне кажется, что многие мероприятия ориентированы скорее на эмигрантов, причем обеспеченных эмигрантов, а не на наших беженцев, для которых базовым вопросом является выживание. Они с разной степенью успешности решают проблемы легализации, они ищут работу и подработки, у них большие проблемы с чужим языком. Они думают о том, как заплатить за жилье и во что одеть своих детей. И часто просто уже не имеют ресурсов (денег, времени, сил) для того, что что-то делать для поддержки идеи, далекой от простого выживания. Мне кажется, что нам не хватает проектов и инициатив по вот такой вот базовой, витальной поддержке друг друга», – считает социолог.

Во-вторых. Мы все ПТСРщики, считает Коршунов. У нас у всех есть посттравматический синдром, чтобы мы не думали про свою ментальную устойчивость. Мы все видели, как силовики гасили дубинками людей, а многие это и пережили. Мы каждый день в постоянном режиме мониторим новости из Беларуси: задержания, аресты, пытки. Мы ментально все равно там, за колючей проволокой, в пространстве 2020 года.

«И после этого ты идешь на “марш” — а там не сто тысяч, а просто сотня человек. Даже если тысяча… Понятно, что ЦЕЛАЯ тысяча, а не ВСЕГО тысяча — все равно больно. Ты идешь на концерт, а там те песни, что были в дни маршей — это очень больно. Ты выходишь в город, а ты в нем чужой; твое место не здесь, а в другом, в своем городе — и это… Это тяжело.

Есть разные стратегии преодоления травмы. И, как я понимаю, многие просто капсулируются, уходят в себя, не видя возможностей и не имея сил изменить ситуацию. Нам всем нужен психолог, ощущение безопасности и близкие, понятные цели», – говорит Коршунов.

В-третьих. Еще важный момент — вопрос безопасности. Люди-то сами выехали, практически у всех остались родственники, друзья, коллеги, для которых не хочется создавать проблемы. По ощущениям, достаточное количество беларусов за границей боится как-то попасть на радары спецслужб режима из-за оставшихся в Беларуси близких. А походы на марши, концерты, выставки и прочие мероприятия — это вероятность попадания на такие радары. Потому что как минимум в сеть попадут фотографии оттуда.

В-четвертых. Информированность. Кажется, что каждый беларус, выехавший после 2020 года, сразу находит чат соотечественников в том городе, куда он попадает. И там черпает всю необходимую информацию. По разным причинам далеко не у всех есть эти чаты.

«Я скажу больше — не все знают, что такие чаты вообще есть. Учитывая то, что наши медиа публикуют обычно информацию о “больших” событиях, сведения о локальных мероприятиях могут просто не доходить до своей потенциальной аудитории. Особенно это касается мероприятий, связанных со сферой культуры. Медиа в целом не очень жалуют эту тему, а в чатах обычно ограничиваются однократной публикацией объявления», – отмечает эксперт.

Это не исчерпывающий перечень причин, а лишь то, что лежит на поверхности, заключает Коршунов.

Фото обложки: Митинг возле беларусского посольств в Варшаве. Источник: Reuters

Ранее

В Пакистан отменят визы (не для всех). Куда еще можно попасть по безвизу?

Далее

Беларусы взяли 1 млрд в кредит за апрель. В прошлом году все было не так плохо

Читайте далее