Почему тоталитарные режимы так боятся книг и знаний, способен ли злой человек на качественное творчество, что Дмитрий Быков думает о современной беларусской литературе и каким будет будущее Беларуси? Об этом и многом другом Андрей Микрюков поговорил с известным русским писателем, публицистом и журналистом Дмитрием Быковым. Публикуем текстовую версию интервью.
Почему тоталитарные режимы так боятся книг, знаний и культуры?
Потому что невежество является оптимально питательной средой для всякого рода фашизма. И, собственно говоря, Путин начинался не с 2000 года. Путин имеет глубокие корни в 90-х годах, именно девяностые годы были временем настоящего геноцида по отношению к культуре, и то, что ничего не запрещалось, было только маскировкой. На самом деле выдавливалось из публичного поля все сколько-нибудь серьезное. Интеллектуальная культура стала совершенно маргинальной. Хорошо, что у нас были издательства, которые финансировались за счет бизнеса, такие как «НЛО». Но в принципе, конечно, это было время довольно серьезного падения планки во всех областях. А как дальше это будет обстоять и как долго нам придется отыгрывать хотя бы уровень советских 70-х, это вопрос пока открытый.
Можно ли сейчас найти какое-то спасение в чтении и книгах? Объяснение всего того ужаса, который происходил в Буче и Мариуполе…
Делать литературу ответственной за Бучу и Мариуполь неправильно. И за падение всех институтов, всех сколько-нибудь серьезных правозащитных организаций, свободной прессы, социальных наук. Представьте себе, что вам в наследство достался кот в сапогах. И у вас, кроме этого кота, ничего нет. Нет лошади, нет коровы, и в результате вы сетуете на упадок сельского хозяйства. Но это ваша проблема, что вы лошадь прогнали, коза вам показалась недопустимо ироничной, она блеет как-то неправильно, а корова сомнительна, потому что у нее мычание протестное. То есть вы загубили в обществе все, что могло отвечать за его развитие, у вас осталась только культура. Давайте теперь еще и культуру загубим, единственное, что у вас есть. На самом деле культура — это такой кот, который гуляет сам по себе. Вот у вас есть этот кот в сапогах, который умеет делать чудеса, он умеет мурлыкать, умеет красиво изгибаться.
От культуры нельзя требовать отчета за то, чтобы люди росли гуманными и справедливыми и чтобы было правильное пенитенциарное законодательство. Культура отвечает за представление человека о Боге и о чуде. Поэтому делать русскую культуру крайней в этом крайне неприятном разговоре — неверно. Русская культура, наоборот, делала все возможное для того, чтобы люди что-то обсуждали вслух. Но культура одна не справляется. Посмотрите, уже в 70-е годы была одна газета, которой что-то позволялось. И это была «Литературная газета». В России шли бесконечные споры о новых романах Трифонова, новых стихах Вознесенского, о новых книгах Стругацких. Это заменяло нам и социологию, и политику, и, страшно сказать, весь институт управления экономикой, потому что экономику обсуждали в материальной подпольной сказке о «Тройке». А не на материальных экономических показателях.
Это беда России, что у нее культура отвечает за все. Но я думаю, будет время, когда часть этого бремени перераспределится. И тогда культура будет заниматься тем, чем и должна, а именно: психологией человека, решением вопросов о смысле жизни.
В России всегда во всем обвиняют интеллигенцию, потому что пролетариат и крестьянство в значительной степени подверглись некоторой дисквалификации и полному классовому уничтожению. Крестьянство уничтожено еще в 30-е, пролетариат бешено вырождался все это время, а что в России есть, кроме интеллигенции? Кого можно обвинить в чем-то? Только силовики и управленцы, слой, который по определению все портит. Кроме интеллигенции, ничего не просто хорошего, а ничего субъектного нет. Поэтому интеллигенция всегда во всем виновата. Но ничего, мы привыкли.
Способен ли злой человек на качественное творчество?
Когда ты начинаешь служить откровенному злу, у тебя Господь некоторые способности отбирает. Достаточно посмотреть на то, что сегодня происходит с Юнной Мориц. Невозможно поверить, что когда-то эта женщина написала стихотворения, которые я знаю наизусть. Она всегда, в общем-то, была заряжена некоторой ненавистью к коллегам.
Ну, например:
Твою храбрятину читая, Впадаю в дикую тоску. Моя душа немолодая Видала много на веку ... И ты храбрее их настолько, Насколько всех ты их мертвей, И потому идет так бойко Торговля храбростью твоей.
Это было написано интеллигенту-диссиденту, который приторговывает храбростью. А дальше постепенно эта злоба стала распространяться на всех вообще и постепенно съела Юнну Мориц изнутри. Если ты перестаешь служить идеалам свободы и солидарности, а начинаешь служить идеалам официоза и вражды, у тебя очень быстро от таланта ничего не остается.
Так же было с Никитой Михалковым. У него был невеликий талант. У него был крепкий талант актера и такого стилизатора. Он умел замечательно стилизоваться под чужие фильмы. Вот Абраам Роом снял фильм «Преждевременный человек», а Никита Михалков воспользовался оттуда всем — начиная от Калягина и кончая длинными цитатами. «Жан так много пил и ел, только это и умел». Это все переехало в фильм «Неоконченная пьеса для механического пианино». И тоже снято по неоконченной пьесе. Только у Роома была пьеса Горького, а Михалкова — пьеса Чехова. А все остальное — то же самое: мизансцены, интонации. И «Пять вечеров» стилизованы под кинематограф оттепели, и «Раба любви» под немой кинематограф. Он вообще ничего выдумывать не умеет, он умеет грамотно пользоваться чужим.
Как только это чужое закончилось, началось такое свое, что просто выноси всех святых. Он невеликого таланта режиссер, но даже этот талант, начиная с фильма «Без свидетелей», начал его покидать. А уж то, что мы насмотрелись в продолжении «Утомленных солнцем» — это просто кошмар. Я призываю всех быть хорошими людьми, и тогда у вас с талантом ничего не случится.
Отмена русской культуры — это уже реальность?
Я ничего подобного не замечаю. Более того, я замечаю колоссальное любопытство и рост интереса Запада к культуре сопротивления. На все мои семинары ходит толпы народу. Я рассказываю об образе Сталина в русской культуре, о тюремной теме в русской культуре, скоро будет семинар: «Болезнь как метафора. Врачи, медицина в русской культуре». То есть все, чем я занимался довольно много лет. И никому из студентов не приходит в голову кансилить русскую культуру. Наоборот, всем очень интересно.
А что касается кансилинга культуры в России, конечно, большевики систематически вытаптывали культурные растения. Но вот парадокс, у них это совершенно не получалось, более того, некоторые из них имели довольно сакральное и уважительное отношение к творцам. Поэтому была возможна Таганка, был возможен Вознесенский, несмотря на все гнусные антипастернаковские эскапады Хрущева, был возможен и Пастернак. Приходится признать, что критерием свободы государства является его сложность. Советский Союз был сложной щелястой структурой. У них культура выживала.
А в постсоветской России культура примитивная, структура примитивная в ней, писателю совершенно негде быть, и немудрено поэтому, что советская, российская культура постепенно перебирается в самиздат или за рубеж.
Почему у путинского режима такая болезненная фиксация на нацизме?
Это типичный перевод стрелок. Они все время перепихивают Украине свои главные пороки. Это такая игра в переводного дурака.
Есть ли перспективы у путинского режима?
Есть любимый медицинский анекдот.
— Доктор, а можно мне водочки? — Какой водочки?! — Доктор, ну не сейчас, а в будущем… — В каком будущем?
У этого режима времени осталось с пяточку котенка. В исторической перспективе о Путине совершенно точно сказано у Гоголя: «Но уже был мертвец и глядел как мертвец». Политически это отжившее тело. А вот что придет на смену — интересно. И в Беларуси интересно понаблюдать.
Что вы думаете о современной беларусской литературе?
Альгерд Бахаревич — один из любимых моих авторов. Причем, замечательно, что в «Собаках Европы» эта идея переизобретения нации, переизобретения языка — это сквозная тема и в украинской прозе. Конечно, Филипенко замечательный автор. Конечно, я был воспитан на «Тутэйшых», это удивительная славянская поэзия, совершенно ни на что не похожая. Кстати говоря, значительная часть беларусской литературы существовала и по-русски. Некляев замечательно пишет по-русски. Для меня ключевой фигурой является Адамович, создатель сверхлитературы. Конечно, в огромной степени это Алексиевич. При наших непростых отношениях (ей многое во мне не нравится), но я признаю, что она крупный литератор. Максим Бацкалевич, у которого один палец работает, и он этим пальцем набирает удивительные страшные клаустрофобные, но замечательные вещи. Это пример несгибаемого мужества.
Каким видится будущее Беларуси?
Вам об этом надо думать, не мне. Если сумеете за это время выстроить достаточно прочную независимость, тогда вам ничто не угрожает, если не сумеете, тогда вы станете жертвой номер один.
Что можно пожелать вольным беларусам?
«Мой дорогой, пока с тобой мы живы, все будет хорошо у нас с тобой», – сказал Окуджава. Будьте живы, остальное приложится.
